— Вот зачем он держит тебя рядом, понимаешь? — Папа продолжил. — Он может использовать тебя как захочет, заставлять бегать за ним, делать грязную работу. Но его папочка скоро научит его, что нет смысла держать таких парней, как ты, рядом по какой-либо другой причине, кроме как получить пулю в лоб, чтобы защитить его.

— Фокс — мой друг, — прорычал я, хотя сомнения уже закрадывались внутрь, ползая под моей плотью, как муравьи. — И его отец лучше, чем ты когда-либо будешь.

Мое сердце бешено забилось в груди, когда папа развернул меня и швырнул на кухонный стол. Мой затылок ударился о дерево, и в черепе зазвенело от этого столкновения.

Я толкнула его в плечи, испугавшись того, что он может сделать, ведь в его глазах клубилась тьма и ярость. Но он был слишком силен, а его тело подпитывалось яростью алкоголя.

— Ты никчемный кусок дерьма, — рявкнул он, и его кулак врезался в мой левый глаз, а другая рука сжала мое горло.

Он продолжал избивать меня, пока его гнев не иссяк, а затем оставил меня на столе истекать кровью на дерево.

Когда я был уверен, что он ушел, я соскользнул с него, пошатываясь, направился к задней двери и, выбравшись наружу, отчаянно вдохнул утренний воздух. Я схватил свой байк, поспешил через боковые ворота и так быстро, как только мог, поехал на «Игровую Площадку Грешников», стиснув зубы от боли в ушибах.

Я спрятал велосипед под пирсом, а затем, держась за больной бок, направился к лестнице, которую мы вырезали в одной из опорных балок, чтобы подняться в парк аттракционов. Я попытался подняться по ней три раза, прежде чем мне пришлось сдаться: боль в теле была слишком сильной и не позволяла мне сделать это.

Я с болью в душе смотрел на парк развлечений наверху, задаваясь вопросом, был ли прав мой отец, и действительно ли мне суждено всю жизнь прозябать в грязи. Фокс не стал бы использовать меня, он был одним из моих лучших друзей. Ничто не могло этого изменить.

— Эйс? — Роуг окликнула меня сзади, и я замер, жар прилил к моим щекам от смущения из-за того, что она нашла меня здесь, похожим на кусок отбивной. Она и раньше много раз видела мои синяки, но сегодняшний день был еще одним дерьмовым примером моей слабости, поэтому я остался стоять лицом к опоре пирса, не желая поворачиваться и показывать ей состояние моего лица. Я сам еще этого не видел, но по тому, как пульсировал мой левый глаз, я был уверен, что он ужасно распух.

Ее рука внезапно взяла мою, и мне показалось, что от нее в меня хлынуло все тепло мира. Я отвернул голову, когда она попыталась взглянуть на меня, и мой желудок скрутило узлом.

— Дай мне посмотреть, — мягко сказала она, уже точно зная, что произошло.

— Я не хочу, чтобы ты видела, — признался я, но она нежно коснулась моей щеки, поворачивая мою голову к себе.

Ее глаза цвета морской волны заблестели, но в них не было ни грусти, ни жалости, — она выглядела разъяренной, потому что в ее взгляде бушевал целый морской шторм. — Подожди здесь, — решительно сказала она, затем отпустила мою руку и побежала прочь по пляжу.

Я отошел в тень под пирсом, мои ребра адски болели, когда я сел и прислонился спиной к одной из опор. Вскоре Роуг вернулась с баночкой мороженого «Ben and Jerry’s» со вкусом «Phish food».

— Где ты его взяла? — Я ухмыльнулся, хотя от этого движения мое лицо заболело еще сильнее.

— Стащила у продавца, пока он заглядывал в блузку какой-то девушки, — сказала она с усмешкой.

Она протянула руку и осторожно прижала баночку с мороженым к моему опухшему глазу, и мои брови изогнулись, поняв причину, по которой она ее украла. Она придвинулась ко мне вплотную и просто держала ее, пока я смотрел на нее, и мой пульс замедлился до спокойного, плавного ритма, который заставил меня забыть обо всей боли в моем теле. Но потом я немного пошевелился и поморщился, схватившись за ребра.

— Черт, дай-ка мне взглянуть, — сказала Роуг, прикусив губу, когда подняла мою руку и положила ее на ванночку с мороженым, чтобы прижать ее к моему лицу.

— Все в порядке, — выдавил я сквозь зубы.

— Нет, если что-то сломано, — серьезно сказала она, и я кивнул ей, позволив задрать мою футболку и начать водить пальцами по моим ребрам, слегка надавливая на каждое.

Я был так отвлечен ее руками на моей коже, что мне было даже наплевать на боль, расцветающую в этой области.

— Я думаю, они просто ушиблены, — пробормотал я, но она не прекратила осмотр, снова возвращаясь к моим ребрам и проводя кончиками пальцев по каждому из них. Ее темные волосы упали за загорелые щеки, и у меня возникло непреодолимое желание заправить их ей за ухо и узнать, каково это — чувствовать их между моими пальцами.

— Похоже, ты родился в рубашке. — Внезапно ее глаза встретились с моими, и она опустила мою футболку, снова прижимаясь ко мне. — Нахуй твоего папашу.

— Да, — пробормотал я, убирая мороженое от лица и снимая с него крышку. Оно уже начало таять, но выглядело как лучшее блюдо, которое я видел за долгое время. Я обмакнул в него пальцы, а потом обсосал их, чувствуя, как сахар растворяется на языке, и затем предложил его Роуг. Она сделала то же самое, и мы сидели и ели его вот так, наблюдая, как отступает прилив, унося с собой все мои тревоги.

Я спустился вниз в спортивной одежде без четверти шесть, пока остальные не проснулись, а мои глаза горели от похмелья и недосыпа. Иногда я питался блюдами навынос, но в основном я ничего не ел. Я просто пил, пока мой желудок не переставал урчать.

Я вошел в кухню, отчаянно нуждаясь в стакане воды, но обнаружил там Фокса и Джей-Джея, которые стояли плечом к плечу перед раковиной в своих боксерах, скрестив руки на груди и прищурив глаза. Мое сердце тревожно екнуло, и я нахмурился.

— Что происходит? — Спросил я хриплым голосом из-за бесчисленных сигарет, которые я выкурил прошлой ночью.

— Рискую показаться женщиной средних лет, пытающейся справиться с пристрастием своего ребенка к травке — это интервенция, — просто сказал Фокс, и его зеленые глаза уставились на мою спортивную сумку. (Прим.: Интервенция-мероприятие, которое проводят родные и/или друзья человека с целью указать этому человеку на его пагубное поведение)

Я покрепче зажал ее под мышкой. — Для чего? — Я усмехнулся.

— Отдай мне сумку, — прорычал Фокс, и маленький пес Роуг залаял, как будто он был чертовски согласен, и встал у ног Фокса.

— Нет, — просто ответил я. — Я иду на работу.

— Ну же, Эйс, — мягко сказал Джей-Джей. — Просто отдай ее. Мы не хотим делать это трудным путем, но мы сделаем это.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Я пренебрежительно махнул рукой, разворачиваясь и направляясь к двери, но две пары сильных рук схватили меня, втащили обратно в комнату и вырвали сумку из моих рук, пока чертова собака кусала меня за лодыжки.

— Ради всего святого, — прорычал я.

Джей-Джей крепко держал меня за руку, развернув к себе, и я выругалась, когда Фокс с громким стуком швырнул сумку на кухонный остров.

— Это смешно, — пробормотал я, когда он расстегнул молнию на сумке и достал бутылку рома из стопок моей одежды. Потом еще одну, и еще. И ладно, и еще одну.

Дворняга привлек мое внимание, когда сел на свою мохнатую задницу и склонил голову набок с самым осуждающим гребаным взглядом, который я когда-либо видел у собаки.

— Ты убьешь себя, брат, — яростно прорычал Фокс, но, когда его взгляд метнулся на меня, в нем была только озабоченность. — Это не поможет вернуть ее.

— Ты думаешь, я этого хочу? — Я сухо рассмеялся. — Что бы она вернулась в этот дом, была снова среди нас, готовая разорвать нас всех на части?

Мой взгляд метнулся к Джей-Джею, и его глаза умоляли меня не раскрывать Фоксу его маленький грязный секрет. Тот факт, что он думал, что я это сделаю, показывал, как плохо он обо мне сейчас думает. Но весь смысл этого был в том, чтобы попытаться удержать нас троих вместе. Я бы сделал что угодно ради своих братьев, и я не собирался рассказывать Фоксу, что он наложил свои лапы на Роуг. Никогда. Это было бы сродни взрыву гранаты прямо здесь, на этой кухне, и, честно говоря, последствия были бы куда хуже.